Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова

Аллант, грязно ругнувшись, нажал кнопку излучателя.

И невольно зажмурился от яркости зеленой вспышки сработавшего поля.

Оба прекрасно знали, что защитное поле способно удержать разряд, но насколько именно — неизвестно. И поэтому Аллант первый, хоть что-то сообразив, с проклятиями яростно метнул излучатель в стену.

Надежда немедленно опустила руки, поражаясь дикому бешенству в глазах мужа, который решительно устремился к ней, явно намереваясь просто отшвырнуть в сторону досадную помеху. И стало понятно, что обычные убеждения на него уже не подействуют. Не драться же с ним, в конце концов, на глазах у телохранителей и Найса!

— Ах ты, грязная стерва! Да я…

Оскорбления начали напрямую переходить на личности.

— Именем Защитницы! — два слова, четко произнесенные почти полушепотом, оказались подобны мощной оплеухе.

Аллант замер, опешив, уже в каких-то двух метрах от цели, на несколько секунд зажмурился, перестав дышать, и обреченно выдохнул, опуская голову:

— Да, Посланница?

— Недостойный Сын Неба! Я требую повиновения.

— Да, Посланница. — Теперь у него был вид провинившегося, испуганного ребенка, ждущего сурового наказания.

— Сейчас ты удалишься в ближайшую комнату, досчитаешь до тысячи. — И, добивая, добавила: Вслух! Потом десять минут подумаешь над своим поведением и придешь ко мне в библиотеку. Нужно поговорить. — И резко подвела итог: Исполнять!

— Да, Посланница. — Аллант, как побитый, поплелся вдоль по коридору.

Надежда быстрым повелевающим жестом остановила телохранителя, который попытался, было, проследовать за своим Праки. И только тут обратила внимание на Найса, который бессильно привалился к стене и, держась за сердце, синими губами тщетно пытался хватать воздух.

Надежда бросилась к нему:

— О Небо! Праки Найс! — И требовательный выкрик: Врача немедленно!

А сама усадила Найса на пол и, расстегнув ему воротник, начала оказывать первую помощь, профессионально подталкивая уставшее сердце, не перенесшее ужаса этой сцены.

Надежда потом долго обреченно думала про себя, сколько же времени ей потребуется, чтоб помириться с Аллантом, чтоб он вновь сумел ощутить рядом с собой любящую жену, а не властную Посланницу. Хорошо, хоть посторонних, кроме одной служанки, не было.

* * *

Надежда опять проснулась с рассветом. Не спалось и все тут. Она осторожно отдвинулась от Алланта и, приподнявшись на локте, стала смотреть ему в лицо. Он спал беспокойно, морщился, гримасничал, изредка дергая головой. Даже во сне уставший, взваливший на себя не предназначенную для него ношу. Надежда вздохнула, перекатилась ближе к краю.

Что-то шло не так в последнее время, откровенно что-то не так, и она не могла понять, что именно угнетало и, подспудно, беспокоило, не давая спокойно спать. Надежда тихонько поднялась, умылась, разодрала перед зеркалом спутанные во время сна волосы и, оставив их распущенными, босиком прошла в гардеробную. Выбрала простое светлое платье безо всяких выкрутасов и, осторожно ступая, направилась к дверям спальни.

Аллант все равно проснулся, приподнял голову:

— Случилось что?

Она, успокаивая, улыбнулась, прижимая палец к губам, и трижды махнула ему кистью, призывая снова прилечь. Дождалась, пока он рухнет на подушки, и быстро выскользнула за дверь.

Бернет с готовностью поднялся ей навстречу, ожидая приказа.

— Вы оба со мной, Альдена пусть спит.

— Рэлла Надежда, что для вас приготовить: люфтер, машину?

— Машину. — И шагнула в коридор, не оглядываясь.

Она слышала, как Бернет очень строго скомандовал по браслету:

— Машину для Рэллы Тальконы! — почти тем же тоном: Кадав, подъем, догоняй по коридору! — И уже значительно тише и приветливее: Бакет, прими на себя нашу сторону. Рэлла Надежда уезжает.

Помятая щека дежурного водителя и его опухшие, заспанные глаза недвусмысленно говорили, что неожиданный приказ выдернул его из постели. Надежда чуть усмехнулась, глядя на него, и приказала остаться, чему тот несказанно обрадовался.

Бернет привычно уселся на водительское место и, обернувшись, спросил:

— Рэлла Надежда, куда едем?

— В Храм.

В такую рань в Храме Неба, естественно, было пусто.

— Бернет, Кадав, останьтесь, здесь, — едва переступив порог, тихо попросила Надежда. — Я хочу побыть здесь одна.

Священнослужитель, заправлявший светильнички, изумился, когда увидел перед собой Посланницу, в такое-то время, без единого украшения, с распущенными волосами.

— Я могу взять светильничек? Мне нужно помолиться.

— Да, да, конечно! (и Посланница еще разрешения у него спрашивала!)

Прошла через весь пустой и от этого очень гулкий храм, постояла и медленно, не совсем уверенно, опустилась на колени у ног изваяния, зажженный светильничек перед собой, лбом и ладонями в пол.

— Защитница, я пришла к тебе. Мне некуда больше идти и не у кого спросить совета. Что-то происходит не то, неправильное. Я чувствую, но не понимаю. Объясни, пожалуйста, объясни! Мне плохо, мне тревожно. У меня просят советов, а я сама в них нуждаюсь. Защитница, пожалуйста! Что я должна делать? Научи.

И попыталась настроить себя на релаксацию и максимальное отключение от ощущений внешнего мира.

Темно, тихо. Время замерло. И вдруг чернота перед закрытыми глазами взрывается множеством звезд. Привычная картина за бортом летящего в нормальном режиме космического корабля.

И неожиданный вызов: 2, 4, 2! Вызываю Патруль Контроля! Патруль Контроля!

Стремительный спуск через атмосферу обжитой планеты. Похоже, что это Талькона. Только место незнакомое. Горы. Очень узкий и прямой каньон. Горы обрываются, а каньон продолжает разрезать зеленую долину, и по дну его, бушуя, несется речной поток. Ясный день. Ярко освещенный, почти вертикальный правый склон каньона и такой же неприступный, погруженный в густую тень, левый. И люди. Много людей на обоих берегах. И она сама, одна, почему-то в белом платье, с шестом на маленьком плоту, летящая вниз по течению в этом яростном потоке. Как странно одновременно смотреть на себя со стороны и стоять на плоту!

Плот, того гляди, разнесет о камни. Управлять почти невозможно, сил не хватает. А взгляд устремлен почему-то вверх, в небо. И, наконец, уже в долине, цель: свисающие вниз со склонов, распушенные кисточкой концы оборванного ржавого металлического троса. Похоже, он служил когда-то давно основой для переправы. И ее нужно срочно восстановить. Айдер держит надежно. А для чего тогда плот был нужен? И она, голыми руками, в кровь раздирая ладони, скручивает упрямый трос в петли, сначала на одном склоне, потом на другом. И висит посредине, стягивая, не желающие соединяться концы. Нестерпимо больно, очень обидно и ничего не получается. Троса не хватает. Совсем немного, но не хватает. И помочь некому. Она одна. И тогда она, держась одной рукой за трос, и, обильно пачкая платье кровью с пораненых рук, рвет ворот у платья, снимает с шеи цепочку. Тоненькую, серебряную ниточку. И этой своей цепочкой скрепляет концы толстого троса. И почему-то абсолютно уверена, что эта